2SDnjdXCtMw

Виктор Вахштайн: «Сильные станут ещё сильнее». Известный социолог – о том, как изменится наша жизнь после пандемии

Фото: vk.com

Известный российский социолог Виктор Вахштайн в эксклюзивном интервью «Источнику» рассказал о том, как изменится наша жизнь после пандемии, а также заявил, что не нужно делать из кирпичей, брошенных в здание областного правительства, символы наступления новой эпохи.

 

– Виктор Семенович, с точки зрения социологии, как пандемия и самоизоляция изменили привычки и ценности россиян? Мы стали больше ценить семью и близких? Чаще встречаться с друзьями мы уже никогда не станем?
– Мировоззрение, коллективные представления меняются очень долго. Пока сложно сказать, какие из изменений, который мы наблюдали за последний год, сохранятся. Например, когда мы сегодня проходим в аэропорту несколько уровней контроля, мы уже не помним, что сама эта практика контроля была введена после 11 сентября 2001 года (атаки террористов на здания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке – прим. ред.). Нам сегодня кажется ненормальным курить в кафе, мы абсолютно не помним, что ещё несколько лет назад там курили. У меня нет уверенности, что через несколько лет, после 28-й волны пандемии, мы с вами будем больше общаться в зуме, чем при личной встрече. Однако если это произойдет, то мы будем считать, что всегда общались в зуме – настолько нам это будет казаться привычным и естественным, что мы просто не вспомним, когда и с чего это началось, как это, к примеру, произошло с мессенджерами.
Любопытно, что социальные связи в крупных и малых городах меняются по-разному. В крупных городах мы наблюдаем распад социальных связей: сильные дружеские связи ослабевают, поскольку люди не имеют возможности поддерживать их регулярно. А слабые связи (приятельские знакомства, которые могут оказаться полезными при определенных обстоятельствах) и вовсе исчезают. В малых же городах реакция другая: слабые связи исчезают, а сильные – становятся ещё сильнее.

– А соцсети влияют на богатство социального капитала человека?
– Парадокс, но вообще нет. Мы задавали огромное количество вопросов про активность в соцсетях, количество аккаунтов, подписчиков, френдов, пересечений этих аудиторий – никакой прямой зависимости между реальным социальным капиталом (люди, которым вы можете позвонить в 2 часа ночи и попросить о помощи) и вашими социальными сетями нет.
Нельзя сказать, что распространение социальных сетей прирастило ваш социальный капитал. Можно быть медийно-активной личностью с большим количеством подписчиков и друзей в соцсетях, но при этом быть невероятно одиноким человеком, которому на время командировки некому отдать свою кошку.
А вот с чем связан социальный капитал – отдельный вопрос. Политологи у нас любят «зарубаться» на эту тему, доказывая, что это связано с неэффективностью социальных институтов. На эту тему как раз мы поговорим в Кирове 28 января на лекции «Городские сообщества, власть и доверие» (12+).

– Эксперты назвали главные страхи россиян в 2021 году: треть боятся потерять работу, 27% – безденежья... Что в большей степени влияет на формирование таких страхов?
– Все проводят эти опросы про страхи. И мы задаем этот вопрос. Надо при этом относиться с некой долей скепсиса к любым попыткам в подобных анкетах зафиксировать, чего люди по-настоящему боятся. Что интересно, страх потери работы, по нашим данным, сейчас не зашкаливающий по сравнению с предыдущими годами. Пик страха потерять работу – 2015-2016 годы, когда произошло резкое снижение доходов населения и падение уровня благосостояния. Это было связано с тем, что люди начали «подъедать» сбережения. И реакцией на тот страх было – минимизировать свои усилия на основной работе, продолжая её выполнять и получая за неё зарплату, и использовать свое высвобожденное время на то, чтобы заработать ещё немножко на стороне. Эту стратегию исследовали на самых разных людях – от слесаря на заводе до профессора в университете.

– В окно здания правительства Кировской области за два месяца бросили три кирпича. На ваш взгляд, пандемия усилила протестные настроения?
– Здесь довольно странно говорить о том, что люди ожесточились из-за пандемии или искать в этом какие-то симптомы. Если мы начинаем в этом видеть симптомы, мы уже кодируем это в политической риторике. Мы начинаем видеть в этом какую-то особую глубину скрытых политических процессов, которые вырываются посредством кирпича в окно (улыбается). Да, уровень доверия к институтам власти падает (к некоторым – стремительно, к некоторым – более-менее держится). Но я бы не пытался превратить эти три кирпича в символ наступления новой эпохи.
Да, протестная активность сильно связана с социальным капиталом. Мы, социологи, обнаруживаем в опросах, что на вопросы «Пошли бы вы на провластный митинг?», «Пошли бы вы на оппозиционный митинг?» и «Пошли бы вы на любой митинг?», ответы людей распределяются примерно поровну. Из этого можно делать какие угодно выводы. Но пусть этим занимаются политологи.

– Что касается новых форматов работы, появившихся в связи с карантинными мерами (удаленка, онлайн-конференции и т.д.). Насколько плотно они войдут в нашу жизнь?
– Не думаю, что онлайн заменит всё. Как только все началось, я имею в виду карантинные меры, посыпались прогнозы. Половина людей во главе с Ярославом Ивановичем Кузьминовым, ректором Высшей школы экономики, которого я очень уважаю, сказали: ну, наконец-то! Пандемия подстегнёт все технологические процессы, которые блокировались инерцией привычки. Они говорили, что всё уйдет в онлайн, университетам больше не нужны будут эти гигантские кампусы... А работа? Представьте, сколько экономии на офисах!.. Второй прогноз был иной: мы пошли по китайскому сценарию, теперь использование всех средств удаленной коммуникации работы и досуга позволит нас всех контролировать так, как ничто не могла вас контролировать до этого. А все эти технологические средства будут использованы для контроля ваших слов, действий и перемещений. И эти оба прогноза давали иногда одни и те же люди, просто в разные моменты.
Мы же анализируем, какие типы высказываний, прогнозов окажутся более очевидными самим людям. Все-таки социология изучает не будущее, а настоящее. И что мы наблюдаем? В 2013/2014 - 2017/2018 годах – невероятный рост технооптимизма, веры в технологию, как в то, что спасет человечество в ближайшей перспективе, причём спасёт от него же самого. А с началом пандемии вдруг начинается технофобия. Например, в 3 раза возрастает количество людей, которые боятся потерять работу в результате технологизации. Все больше людей начинают считать технологии серьезной угрозой их заработку. Хотя у нас это ещё не так распространено, как в США, где ¾ населения считают, что технологизация – это источник угрозы для их благосостояния и будущего их семьи. Почти столько же людей боятся роботизации, потому что роботы начнут принимать их на работу. Робот-HR – это самое страшное, что сегодня может себе представить средний американец. У нас этого не было. И неожиданно началось в 2020 году. Связано ли это с удаленкой? Думаю, и с ней тоже. И дальше рост технофобий в России мы будем фиксировать всё более и более отчетливо.


Для справки


Вахштайн Виктор Семёнович
Кандидат социологических наук, профессор, декан факультета социальных наук Московской высшей школы социальных и экономических наук, декан Философско-социологического факультета Института общественных наук РАНХиГС, главный редактор журнала «Социология власти».


Автор: Александр Грислис
Подписывайтесь на нас в соцсетях
2SDnjcZwwqz
2SDnjdfjfFF
2SDnjeeTgcR